Рубрика: ПОЛИТИКА

Татарская нация прошла сложный консолидации и обнаружении самой себя как политического субъекта. Эта субъективность неотделима от статуса Татарстана. Они питают друг друга, взаимодополняют и конституируют. 

В конце 80-х годов прошлого века мир вошел в новое агрегатное состояние , когда лагерь соцстран во главе с СССР стал распадаться и терять свои идеологические, геополитические, экономические и культурные позиции в мире. Вместе с этим процессом начался подъем национального самосознания у тех народов, что были заключены в общие идеолого-политические рамки соцблока. Национальному и религиозному в этих построениях не было место. Аморфное и абстрактное коммунистическое общество будущего должно было уступить место «архаическим» системам. Но история рассудила иначе. 

Татары тоже оказались в водовороте этих глобальных событий и ринулись отстаивать свои национальные и политические права. Эпоха перемен всегда выдвигает на передний край класс романтиков и гениев политической интуиции. На первых революционных парах именно им суждено направлять энергию народных толщ. Татарская нация имела в своих рядах устойчивую массу таких людей. На тот момент их романтические устремления совпали с интересами правящих кругов ТАССР. Эта спайка дала жизнь политическому проекту — «Суверенный Татарстан», который и был официально провозглашен 30 августа 1990 года на сессии Верховного Совета ТАССР. 

Все 90-е годы ушли на собирание татар в единую сеть, структуризацию, связывание в общее культурное и политическое полотно. Укрепления Татарстана как международного субъекта права. Так было записано в конституции. А в 1992 году был проведен всенародный референдум. Две трети избирателей проголосовали за то, что Татарстан суверенное государство. Тогда были сложные отношения с Москвой. Президент Ельцин грозил завоевать Казань. У его границ уже стояли танковые дивизии. Но война началась с Чеченской республикой в декабре 1994 года. 

В феврале 1994 года Татарстан и Российская Федерация подписали Федеративный договор о разграничении полномочий. Он был подписан сиром на 10 лет и имел к тому же статус федерального закона. Согласно документу, Татарстан признавался субъектом равноправным с Россией и входил с ним в ассоциативные отношения. 

В 2004 году срок Договора истек. Он был после долгих переговоров был продлен только спустя три года в 207 году, но уже в сильно усечённом и политически слабом виде. 

Отсчет новой эры в жизни Татарстана и татарского народа напрямую связан с установлением новой конфигурации власти в Российской Федерации с приходом на президентский пост Владимира Путина в 1999-2000-х годах. 

При нем начался системный пересмотр парадигмы отношений между федеральным центром и регионами. Московский Кремль принялся выстраивать так называемую «вертикаль власти», термин и новая политическая реальность введенная Глебом Павловским. Данная доктрина вынесла на недосягаемую высоту сакральность федеральной элиты. Отныне о равенстве субъектов и центра предлагалось забыть. Сверхцентрализация стала новым политическим уставом в стране. 

Наряду с политическим установлением вертикали власти была введена идеологическая унификация и клерикализации всех сторон жизни государства и общества. Начиная с начала 2000-х годов национальные республики, которые до этого выступали сократовским собеседником Платона в диалоге с Москвой, встраивают в особый порядок взаимодействия и общения. Они ощутимо теряют прежнее влияние. Но удар приходится не только по республикам, как субъектам общефедеральной политики, но и по титульным этническим группам и по их институциям. 

Как уже выше было отмечено, клерикализация просочилась во все сферы жизни нового «путинского социума», который он сознательно выстраивал под свою модель власти. 

В первую очередь потерю понесли национальные системы образования. Сначала был отменен ЕГЭ на родном языке (что поставило под большой вопрос возможность воссоздания системы высшего образования на нерусском языке), затем из программы общего образования изъяли национально-региональный компонент, и завершила триаду запретительных мер в этой сфере — замена обязательного преподавания родных языков в субъектах РФ на добровольный статус в 2017 году. В это же время Москва официально отказала Казани в пролонгации Федеративного договора о разграничении полномочий и предметов ведения между РТ и РФ, тем самым закрыв страницу чаяний и надежд на компромиссный смягченный (смиволическо-куцый) вариант документа. 

Из политического лексикона исчезли такие понятия как «федерализм», «регионализм», «федеративные отношения», «национальное образование» и другие. Политико-символическая сфера наполнилась выражениями и паттернами державного, консервативного, унитаристского характера. Вопросы о правах народов РФ сознательно выталкивались на обочину общественного и научного бытия, в маргиналитет, а сейчас и того жестче — часть тем криминализована путем принятия соответствующих законодательных мер. 

Очевидный образом произошел откат к советским, а местами и к досоветским формам взаимоотношений между Москвой и регионами. Отчетливо проводилась политика уваровской триады: «православие, самодержавие, народность». Под последним понималась только титульная русская нация. 

В 2017 году Владимир Путин на заседании президентского Совета по межнациональным отношениям сказал, что в Татарстане якобы притесняют русский язык и заставляют его учить в школе. С этого момента начинается резкая конфронтация Москвы и Казани. 

До этого сама национальная система была по сути демонтирована. Почему так случилось?

Уж точно не потому, что в школах что-то там не так с часами преподавания и наличием неправильной методики. Эти вопросы определенно вторичны и подчинены другой цели. Власть мыслит категориями политическими. Язык — однозначно политическая категория. Обладание дискурсом, а по сути терминологическим-языковым аппаратом, и есть власть. Она отвечает за понимание (знание), идеологию, литературу и шире — культуру.

Война связана с языком больше, чем мы думаем. Она выступает политическим субъектом. Да, именно так. Это не просто филология. Тот, кто имеет язык, «имеет» мир, писал немецкий философ Ханс Георг Гадамер. И прав. А мир строится как политическая система. Поэтому неудивительно, что в России национальные языки стали камнем политического преткновения, символом борьбы, против которого выступила власть.

Формально в 2014 году Москва ополчилась на Украину из-за языка. Мы отчетливо понимаем, что это было лишь предлогом. Но сам факт того, что язык встал в центр межгосударственного, а сейчас шире — межцивилизационного противостояния, говорит о многом.

Кремль и его многочисленный экспертный двор и не смогли спрогнозировать последствий языкового кризиса в 2017 году, который породил волну негодования в толще национальной интеллигенции. Одно дело ущемлять социальные права, выплачивать мизерные пенсии и зарплаты, совсем другое — вторгаться в заповедный центр духовной жизни и устанавливать там свои порядки.

В 1870 году министр просвещения Толстой писал на имя императора Александра II: «Татары-магометане, населяющие губернию Казанского учебного округа , составляют племя, фанатизируемое многочисленным духовенством, богатое мечетями и магометанскими школами и крепкое в своей вере. Поэтому обрусение татар-магометан может быть ведено лишь путем распространения русского языка и образования, с устранением всех таких мер, которые могли бы породить в этом, по природе подозрительном, племени опасение в посягательстве правительства на отклонение детей от их веры».

Прошло 150 лет — а в корне своем политика-то не изменилась! Страдал не только татарский язык, как инструмент «магометан». В 1839 году император Николай I, отец Александра II, запретил Библии и богослужение на белорусском языке. Сегодня национальные языки — стали гласом политического протеста. В Украине — українська мова, в Беларуси — белорусская мова, в Российской Федерации — все национальные языки без исключения.

Но Путину этого оказалось мало. Татарстан даже такой разгромленный для его диктатуры  представляет опасность. Ведь татары помнят о своем государстве, потерянному в далеком 1552 году и не скрывают желания его восстановить. Поэтому было решено окончательно демонтировать  юридические основы татарской государственности. Москва затребовала изменить Конституцию Татарстана. 

В 2020 году по итогам голосования на пеньках была принята новая, путинская, конституция Российской Федерации. Не принять ее было невозможно. В стране честных, открытых выборов как таковых уже давно нет. Как нет и политической конкуренции, состязательности программ и идей. 

Согласно новой путинской конституции не должно быть других равноправных субъектов, которые составляют основу федеративных отношений. Оставался единственный не до конца покорный регион — Татарстан. 

В декабре 2022 года парламент Татарстана собрался для того, чтобы внести изменения в конституцию республики. Того требует новый федеральный закон. 

Из Конституции убрали понятие «суверенитет», отменили гражданство Татарстана. В угоду Москве, которая активно сейчас пропагандирует милитаризм,  была убрана статья 15, где было сказано: «Республика Татарстан отвергает насилие и войну как средство разрешения споров между государствами и народами», а «пропаганда войны запрещается». 

Татарстан отныне не может иметь своего конституционного суда, а только совет. Более того, Госсовет не будет согласовывать кандидата на пост прокурора республики, его будет назначать Москва напрямую. Это око Кремля. Ключевой человек в силовой иерархии. 

Надо отметить, что наиболее бурные баталии развернулись вокруг того, чтобы сохранить наименование «президент» для руководителя республики. Хотя в России действует закон о запрете главам регионов страны называться «президентами». Он должен быть только один. Но Татарстан встал в позу. Ведь это тоже символ и атрибут государственности. К тому же безобидный. Атрибут не может прямо посягать на могущество Кремля. 

В декабре прошлого года парламент Татарстана заключил, что Рустам Минниханов будет называться «президентом» до окончания своего срока в 2025 году. А затем его должность сменит наименование на «Раис», что в переводе с арабского языка означает «председатель». 

Но уже в январе депутаты Татарстана вынуждены были эту норму убрать. Президента Татарстана больше нет. Только Раис. Почему же депутаты так резко поменяли свою точку зрения и сдались? Ответ прост: давление Москвы. Как говорят осведомленные источники, чиновники в кремле были недовольные и потребовали этот государственный атрибут убрать. Хотя была договорённость о том, что до 2025 года Минниханов оставит за собой титул «президент». 

Все это свидетельствует о том, что с Москвой бесполезно договариваться. Ее задача одна — ликвидировать остатки суверенитета, любого инакомыслия, русифицировать народы, а татары второй по численности народ в России, и окончательно перейти к форме унитаризма и диктатуры. 

Но пока жива историческая память народа — значит можно собрать его политическую субъектность заново, перестроить. Суверенитет явление слишком глубинное, я бы сказал, метафизическое, чтобы его можно было запретить одним росчерком пера.

Суверенность — это воля к свободе и ее не заглушить, ни юридически, ни административно.

РУСЛАН АЙСИН

Часто приходится слышать, что, дескать, республики или регионы, это что-то искусственное. Я с этим глубоко не согласен. Потому что если из империи выдернуть регионы, республики, которые составляют реальную политическую плоть всего этого, то останется просто имперская бутафория. Это опустошенное пространство, которое тут же сдуется.

Давайте вспомним. В XVIII веке, когда Екатерина II в. состав Российской империи включила части ногайских, украинских, кавказских земель и создала эту бутафорию в виде Новороссии, то, что произошло? А произошло следующее: ногайцы были изгнаны и истреблены (геноцид ногайцев, в котором активно участвовал Суворов); далее были переданы эти плодороднейшие земли Екатериной II своим любовникам, дворянам в услужение, но это не их земли; затем создали эту имперскую бутафорию в виде потемкинских деревень (это ведь тоже Новороссия, это тоже Крым); они истребили топонимику тюркскую и заменили ее греческими аналогами; они уничтожили всё тюрко-исламское наследие. Они были не в состоянии ничего дельного создавать. Это не мои слова, это пишут вполне себе порядочные российские историки.

Поэтому мы говорим, что республики в составе Российской Федерации имеют реальный обособленный статус. Это подлинные политии. У самой Москвы этой подлинности нет. Москва живет за счет остальных. Она питается субъектностью этих регионов.

Поэтому территории и регионы сами по себе историчны. Разве Кавказ не историчен? Историчен. Разве Казахстан не историчен? Историчен. Что Татарстан и Башкортостан, Якутия и Бурятия не историчны? Абсолютно историчны. Они более историчны, чем какая-то Москва, стянувшая на себя политические соки этих пространств.

Есть такое понятие в немецкой политологической науке как «пространство сознания». Это важный элемент, и здесь он определяющий. Пространство сознания, которе еще не имеет территориального оформления, это и есть то, о чем мы говорим — это пространство протеста. Потому что регионы внутри оппонируют империи. И пока они существуют, эта империя не может жить спокойно.

Мы знаем, что такое сознание: сознание есть только у подлинного человека. Как говорил Альбер Камю: «Рождение бунта означает рождение сознания». Если ты не протестуешь и не бунтуешь против несправедливости, угнетения и тирании, то тебя нет, потому что нет сознания! А все остальные просто живут как тени, которые исчезают в полдень, в полдень подлинной истории.

Мы вписаны в эту реальность, в живую историческую ткань. И сейчас этот шанс настает, так как регионы — это территории, которые объединены общим историческим наследием, экономическими связями, народным самосознанием, интеллектуальным дискурсом. Мы же говорим: «Есть Урал, есть Сибирь, есть Поволжье, есть Кавказ». Это устоявшиеся формы и там живут конкретные люди, у которых есть собственная идентичность.

А Москва пытается эту идентичность заглушить. Но ради чего? Чтобы мы все стали частью политтехнологичного «русского мира» и пошли воевать за Путина? Почему мы должны это принимать и идти на плаху, склонив голову перед палачом? А это то же самое, поверьте мне. Если там физическое убийство, то тут духовное и политическое.

И, собственно говоря, региональная идентичность дает нам возможность, чтобы из этого проистекала политическая составляющая. Так как протест внутренний и создает Политическое с большой буквы. А из него уже произрастает stato и самостийность.

Это пространство региональное, республиканское и так далее — это то, как люди сами самоопределились, так как они хотят жить. Их саморепрезентация, как часть выше, чем право приказа какого-то Путина или других деятелей из Москвы. Какое они вообще отношение имеют к этому? Право колониальное и право силы они имеют, конечно. Но оно не универсальное, скорее, ситуативное.

Создавая конструкцию «Новороссии», имперские власти учинили геноцид ногайцев и черкесов, распустили запорожское казачество, зачистив эти воинские пространства. Так как они, были носителями того самого «пространства сознания». На освобожденные от неугодных инородцев земли заселили «потемкинских людей». Сейчас пропаганда активно строчит тезис: «Это исконно русские земли». Когда же они таковыми стали? При Екатерине II? Да она сама к славянскому миру так же никакого отношения не имеет. Если кто не помнит, то она урожденная София Августа Фредерика Ангальт-Цербстская, взошедшая на престол путем переворота, убив своего мужа.

Так что это все симулякры, не имеющие исторических претензий на исконность.

Мы-то в истории укоренены, мы за это место боремся. Потому что это наш дом. Мы знаем, что когда врываются к тебе в дом, это и есть твоя священная война. Ты имеешь право в том числе и объявить джихад. Потому что люди покушаются на твое имущество, насилуют и убивают твоих людей, твою семью грабят. Мы жили, живем и будем жить, так или иначе без удавки Москвы. И в этом смысле у нас есть все возможности.

Сама полития дает мощное раскрепощение мысли, распрямление политической воли. А Москва этому препятствует. Она заставляет шагать маршем, как при Павле I. Москва принуждает нас забыть религию, язык, себя. Эти кремлевские выскочки отправляют народы умирать за Путина и за его олигархов. И эту сущность нам предлагают сохранить. Вот ради этого или ради того, что оно стало каким-то пространством оппонирования? Кому Путин оппонировал и когда? Западу, что ли? Мы прекрасно понимаем, что это все ерунда. Китаю может? Тем более нет. Он просто обслуживает и тех, и других.

Регион — это устойчивая территория. И в Коране, и в Библии, и в Торе территории имеют статус оформленных реальностей, участвующих в развертывании иероистории. Хиджаз, Палестина, Арамейская земля, Египет, Эфиопия, Халдея и так далее. Всевышний обозначил их и данная географически-историческая сакральная ориентированность присутствует как данность.

Чтобы это все убить, они создают на наших землях химерные имперские атрибуты, что, мол, нет, нас здесь не было. Уничтожают топонимику, имена как в Крыму, как на Кавказе, то, что был Дешт-и-Кипчак, Поволжье, Сибирь и так далее. Какие там русские земли могут быть? Мы боремся за возвращение исторической справедливости. Потому что там, на площадках исконных земель народов, разворачивается история: на Кавказе она разворачивается, бесспорно, в Украине, в большом тюрко-туранском пространстве.

А что такое Россия без субъектов-регионов? Пустота, симулякр имперский с ее никому не нужными политическими бутафориями. А сейчас это уже настолько пониженное в статусе определение, что за эту империю топят какие-то киркоровы и прочая нечисть, которые даже не могут нормально свою мысль полноценно сформулировать. Вот до чего докатилось. Конечно, это не Екатерина II и даже не Петр I. Мельчает имперский претензия.

Союз народов

Республики или наши политии формируются как синтез идеи и его политического воплощения. Мы выступаем за трансграничную модель взаимодействия — союз народов или же союз субъектов истории, но без московского диктата.

Часто адресуют следующий вопрос: «Это разве возможно?» Конечно же, возможно. А как же Соединенные Штаты, они же смогли сформироваться как states, как государства внутри.

Еще один пример — ЕС (Европейский союз). Европа никогда не была столь единой как сейчас, несмотря на кризис. Чтобы там московские пропагандисты не говорили, Европа сложилась в монолит определенный. Об этом писал известный европейский историк Жак Ле Гофф. Так же это утверждали и Роббер Фоссье, Жискар д’Эстен — архитектор современной Европы.

Сейчас у Европы единое территориальное пространство, валюта, шенгенская зона, общие подходы и законы, Конституция, унифицированные стандарты. Есть попытки проводить общую внешнюю политику.

Да, это конгломерат, естественно, его трясет, но уж какая сложная пространственная сущность Европа, которая ненадолго была единой во времена Карла V, Гитлер попытался, Наполеон на несколько лет объединил, но потом все это распалось (не в последнюю очередь благодаря Москве), все же смогла преодолеть всевозможные противоречия и сойтись в цивилизационную общность. Сейчас Европа едина, несмотря на то, что члены этого сообщества воевали друг с другом столетиями. Нам проще объединиться. Мы друг с другом не воюем! Нам делить-то, собственно говоря, нечего. У нас есть общий оппонент, общий враг, который будет делать все, чтобы мы ни в коем случае не стали единым целым.

Поэтому нужно выступать за то, чтобы мы могли стать подлинным оппонирующим этому имперскому монстру субъектом. А для этого нужна наша концепция, потому что это будет в первую очередь противостояние идей, концептов и форм. «Велик тот, кто дал направление», писал Ницше.

Колонизация себя

Историк Ключевский в свое время сказал: «Вся история Российской империи — это история ее колониальных завоеваний». Они этим гордятся, так как другого ничего не производят. Империя гордится политикой геноцида народов.

Еще был такой публицист Кальковский. В начале XIX века он восхищенно писал про Новороссию: «Вот сейчас с учреждением Новороссии, мы, наконец-то, сможем окончательно поставить вопрос с татарскими нашествиями, с этими непокорными украинцами-казаками». Он гордился тем, что это будет форпост, чтобы эти народы подавлять, колонизировать и дальше окончательно решить вопрос с покорением Кавказа. Колонизация себя, как они объясняли. Удобная формулировка однако: это не внешняя, а внутрення колонизация (колонизация собственных территорий).

Но пришло время, чтобы положить этой порочной практике конец. Напав на Украину, Москва поставила себя на грань распада. Все империи рано или поздно прекращают свое существование. Россия стремительно мчится навстречу новой большой Смуте. Но это, как говорится, совсем другая история. 

А нам предоставлен исторический шанс обрести свободу! Не упустить бы. 

РУСЛАН АЙСИН

оригинал Поистине

Политолог Руслан Айсин утверждает, что язык имеет политическую субъектность. Именно поэтому, на его взгляд, российские власти так активно «взялись» за языки коренных народов России.

Война связана с языком больше, чем мы думаем. Она выступает политическим субъектом. Да, именно так. Это не просто филология. Тот, кто имеет язык, «имеет» мир, писал немецкий философ Ханс Георг Гадамер. И прав. А мир строится как политическая система. Поэтому неудивительно, что в России национальные языки стали камнем политического преткновения, символом борьбы, против которого выступила власть.

Формально в 2014 году Москва ополчилась на Украину из-за языка. Мы отчетливо понимаем, что это было лишь предлогом. Но сам факт того, что язык встал в центр межгосударственного, а сейчас шире — межцивилизационного противостояния, говорит о многом.

Любая риторика имеет то самое речевое слагание. Россия, обвиняющая не только Украину, но и вообще всех своих оппонентов в притеснении русского языка, сама же от него отказалась. Она вещает языком вражды и ненависти. Достаточно послушать как военнослужащие российской армии общаются со своими матерями, женами, знакомыми! Там языка нет, есть обсценная лексика. «Притесненный русский язык» в Украине хотели заменить этим покровительственным под дулом орудий «культурным» феноменом?

Эта какая-то порочная практика Москвы бороться с национальными языками. В 2017 году Владимир Путин дал отмашку, чтобы изъять национальные языки из системы образования. До этого сама национальная система была по сути демонтирована. Почему так случилось?

Уж точно не потому, что в школах что-то там не так с часами преподавания и наличием неправильной методики. Эти вопросы определенно вторичны и подчинены другой цели. Власть мыслит категориями политическими. Язык — однозначно внеонтологическая сущность, создающая мировоззренческую вселенную. Обладание дискурсом, а по сути терминологическим-языковым аппаратом, и есть власть. Чуть ниже уровнем идёт «контроль». Но здесь вопрос конкретно о власти, как всеохватном поле, включающем в себя понимание (знание), идеологию, литературу и шире — культуру.

Язык важен как распаковщик смыслов. А по Аристотелю, человек — политическое существо. Политика — это вопрос выстраивания коммуникации между людьми и подлинным, смысловым. Только язык сшивает людей в цельную общность.

Англо-саксонский мир в основе своей строится на принятии политической модели и английском языке, который формирует интеллектуальное и умопостигаемое поле. То же в отношении арабского, персидского, французского, испанского миров.

Из объекта, то есть из фактора на который воздействуют, языковая проблематика породила субъект, то есть того, кто сам оказывает влияние. Мы тут недаром пытаемся расширить концептуальное понимание этой проблемы, потому что очевидно она перехлестывает за границы политического или филологического аспектов. Язык — это сфера особой экзистенции, которая сама выступает очагом смыслового горения. Скорее всего, это вещь иррациональная, потому как она напрямую связана с принципом мышления и мысли, а над этими сущностями, точнее, над разгадкой их феномена бьются мыслители самого высокого калибра не одно столетие. Поэтому Кремль и его многочисленный экспертный двор и не смогли спрогнозировать последствий языкового кризиса в 2017 году, который породил волну негодования в толще национальной интеллигенции. Одно дело ущемлять социальные права, выплачивать мизерные пенсии и зарплаты, совсем другое — вторгаться в заповедный центр духовной жизни и устанавливать там свои порядки.

Историческая память не уходит, она живет в языковых конструкциях, метальном ощущении, определённом типе реакции на то или иное событие, в высокой потенции к организованному деланию, проектности. Вне языка нет понимания. Он даёт мировоззренческую оптику.

В 1870 году министр просвещения Толстой писал на имя императора Александра II: «Татары-магометане, населяющие губернию Казанского учебного округа , составляют племя, фанатизируемое многочисленным духовенством, богатое мечетями и магометанскими школами и крепкое в своей вере. Поэтому обрусение татар-магометан может быть ведено лишь путем распространения русского языка и образования, с устранением всех таких мер, которые могли бы породить в этом, по природе подозрительном, племени опасение в посягательстве правительства на отклонение детей от их веры».

Прошло 150 лет — а в корне своем политика-то не изменилась! Страдал не только татарский язык, как инструмент «магометан». В 1839 году император Николай I, отец Александра II, запретил Библии и богослужение на белорусском языке. Сегодня национальные языки — стали гласом политического протеста. В Украине — українська мова, в Беларуси — белорусская мова, в Российской Федерации — все национальные языки без исключения.

После революции 1789 года усвоение французского языка являлось одним из условий полноправного французского гражданства, а значит и принадлежности к французской нации. А уже Столетняя война послужила причиной зарождения подлинного национального чувства у англичан. Она привела к отказу от французского языка (элита говорила на нем), поскольку он стал языком противника. Он был заменён языком народа — английским. Дальше Шекспир дело довершил, олитературив его.

Поэтому к родным языкам надо относиться не столько как к культурному наследию (для меня этот параметр вообще периферийный), а сколько как к политическому инструментарию и мировоззренческому фактору. Наш язык — это часть нас самих, нашего внутреннего и внешнего достоинства. Именно с ними ведет свою борьбу российская власть. Но эту борьбу она проиграет.

РУСЛАН АЙСИН

оригинал статьи Идель-Реалии

Прямой эфир политолога и общественного деятеля — Руслана Айсина. Рус hәм татар телендә.

Почему народы могут и должны стать альтернативой разгромленной политической оппозиции.

Война в Украине создала естественную ситуацию всеобщего напряжения. Всё оголилось. Маски оказались сброшены. Сама путинская система вошла в раж саморазрушения. Концепт «управляемой демократии» Владислава Суркова перестроен в формат военного времени. А потому политика отменяется, общественная дискуссия уходит в подполье, все прежние ценности обнулены. Таков закономерный итог иссохшего авторитаризма длиною в двадцать два года. Он не смог преобразоваться, если таковая задача вообще стояла, во что-то более прогрессивное. Хотя изначально Путин приходил как «просвещенный автократ», коему рукоплескали системные либералы типа Чубайса, Коха, Касьянова и других деятелей, ставших в эпоху бессмысленной войны оппозиционерами. Тогда они видели в нем Пиночета, который железной рукой приведет страну к либерализму, но с отечественной спецификой.

Кажется, что это несколько размытое политическое определение — «народы», но это лишь на первый взгляд

Впрочем, речь не о них. Как это ни парадоксально, но кризис провоцирует стихийный активизм противников этой вакханалии, вынужденных искать спасение в выстроенном для себя идеологическом коконе, чтобы размежевать себя от режима и его поддерживающего большинства. При этом борьба кланов внутри кремлевского бастиона усиливается. Что ещё вчера было невозможным, сегодня является обыденным явлением. Правовая система обрушилась, конституции как таковой нет. А значит — новые правила игры будут вырабатываться в ходе ожесточённой гоббсовской борьбы за власть.

Но это верхи. Ведь помимо них есть и другие реальные политические субъекты. Или те, кто имеет потенциал стать таковыми в ходе этой борьбы за власть, так как она высекает искру политического. Партий по сути нет. Есть приложение к правящему режиму. Однако роль реальных акторов могут и должны занять народы Российской Федерации. Кажется, что это несколько размытое политическое определение — «народы», но это лишь на первый взгляд. В них настоящий потенциал будущих демократических преобразований и обретения ими независимости от пут прогнившей московской номенклатуры. У них есть идея, организационное начало, чувство локтя, ощущение исторического и духовного единства. Готовый ресурс!

Исторический опыт XX века демонстрирует, что народы России выдыхали свободно и могли развиваться только при демократических изменениях. При этом демократизация общественной жизни в стране происходит либо в эпоху революционных преобразований, либо в период ослабления российского государства вследствие различных катаклизмов. Война — главный из них. Укрепление государства в условиях российской действительности всегда ведет к сужению прав народов и личности и, как следствие, к возрождению имперских начал.

В России на наших глазах запрещают языки, культуру, религии, обряды не «государствообразующего» народа

Все годы путинского правления права народов ущемлялись, федеративные отношения деградировали, централизация пухла. Оказалось, что легален только «русский мир». Остальные — вне закона. Их объявляли националистами, сепаратистами, экстремистами. Под эти гремучие ярлыки подогнали законодательную базу.

Шутка ли, но даже в Римской империи рабы могли быть полноправными членами религиозных сообществ и в рамках «Священного права» имели такой же статус, что и свободные люди. А в России на наших глазах запрещают языки, культуру, религии, обряды не «государствообразующего» народа.

Конечно, полноценно заявлять о политических правах народа сейчас подсудное дело. Но есть и другие формы презентации этнического фактора, который рано или поздно сомкнется в политический манифест и активизм. Культура. Ее совсем запретить трудно. В конце концов, даже ушедшая с официальных площадок и подмостков, она может напряжением гудеть в пространстве общения людей. Сама ситуация выталкивает неравнодушных людей, которые не вмонтированы в эту гибридную имперскость образца девятнадцатого века, выделить свою этническую особенность. И такое повсеместно происходит. Многие начинают с гордостью заявлять о своем национальном происхождении, тянутся к языку, религии, интересуются этнической культурой.

Да, пока что это стихийный, местами бессистемный порыв вырваться из этого порочного круга, обнесённого колючий, проволокой официоза, культивирующего насилие, агрессию и шовинизм. Но это большой шаг!

Былые межэтнические обиды и противоречия временно надо убрать в сторону

Дальше уже интеллектуалы должны теоретически начертить вектора и направление формирования политической и гражданской субъектности каждого народа. Гегель говорил, что Германия изначально была теоретическим государством, а потом по этим схемам реализовала себя в истории как реальный проект. Без идейно-системного обоснования и формулирования дорожной карты трудно добиться серьезных успехов. Индии понадобился свой Махатма Ганди, объяснивший необходимость антиколониальной борьбы против Британии и показавший пути как добиться освобождения многомиллионной массе жителей Индостана.

Здесь важна взаимовыручка и сопряжение всех сил национальной интеллигенции. Задачи-то общие. Угрозы тоже. Былые межэтнические обиды и противоречия временно надо убрать в сторону. Не зацикливаться на них. И не стоит транслировать пессимизм людям. Нужно доносить одну простую мысль: только со-участие, общее дело, активизм, отсутствие равнодушия и оптимизм способны переломить исход борьбы. «Никто не даст нам искупления…»

Политическая оппозиция в стране разгромлена. Кто способен сформулировать сегодня дискурс освобождения для народов? Только они сами. Определенной теоретической базой, претензией на проектность, политической волей обладают только национальные республики, две столицы и Екатеринбург. Все остальные молчаливо и услужливо кружат в их силовой орбите.

Кто способен сформулировать сегодня дискурс освобождения для народов? Только они сами.

Да и сейчас республики создают худо-бедно напряжение и кислинку на языке при соприкосновении с дамасским клинком. Они в состоянии ионизировать политическую атмосферу, им по силам рождать большие смысловые и политические концепты. Под республиками я имею в виду широкую общественность, не сколько правящие элиты, конечно.

Большевики в 1917 году были в меньшинстве и взяли власть, они вынуждены были пойти на соглашение с представителями народов и согласиться на федерализм. У тех и других был политический проект — и это главный ресурс, действенный запал преобразований.

Именно народы задают темп ткацкому механизму и ткут полотно политики. Так было с тюрками, евреями, народами Кавказа, Севера, Урала и Дальнего Востока. Народы должны осознать, что только полноценная свобода даст исторический шанс на выживание и полноценную субъектность.

РУСЛАН АЙСИН

оригинал статьи Идель-Реалии